Jul. 11th, 2015

olegchagin: (Default)
Если ТАКИЕ детские дома уничтожают, то КОМУ это нужно?

В двух предыдущих статьях мы рассмотрели, откуда взялись безумные (для обычного российского сознания) программы «Россия без сирот». Оказалось, что с Украины, а на Украине — из США.

Мы отметили, что этот лозунг внедряется в сознание всех и каждого как безальтернативный и само собой разумеющийся. Что осуществление его ставится в зависимость от двух непременных условий. Первое — передача всех сирот в приемные (платные) семьи. Второе — уничтожение всех детских домов.

Но что это за семьи — не обсуждается. И лишь утверждается как безусловное, что ребенку нужна семья и только семья. Вы что, против семьи?

А между тем, программа по раздаче всех сирот по семьям осуществляется в стране, где сам институт семьи переживает кризис. Более половины (а по данным последних годов, до 80 %) браков распадаются. Пример какой семейной жизни должны давать приемные семьи на фоне таких процентов неблагополучия, длящегося и поощряемого государством?

Почему не приходит в головы (и особенно в чиновничье-властные), что интересы страны — в том, чтобы направлять все государственные и общественные силы на восстановление института родной семьи, на воссоздание нравственных семейных ценностей в обществе, а уж потом объявлять семейные формы устройства приоритетными?

Вот недавний пример абсолютно антигосударственного подхода. Губернатор Забайкальского края К. Ильковский внес на рассмотрение Законодательного собрания законопроект, приостанавливающий действие льгот для слабозащищенных слоев населения на 2015–2017 гг. Поскольку краевой бюджет не справляется. В частности, в одном ряду с замораживанием индексации некоторых выплат губернатор предлагает в 2015 году приостановить выплаты многодетным семьям. То есть лишить именно эти семьи даже минимальной государственной поддержки.

Государственной поддержкой детей-сирот «грешила» советская власть. И не только в силу иных, нежели у нынешней нашей «элиты», нравственных качеств. Главным был принцип отказа от отношения к людям как к товару. Потому, что если люди — это товар, то нужно всего лишь оптимизировать товарное производство в смысле увеличения прибыли и уменьшения издержек.

А если люди — это нечто другое, то место максимизации разницы между доходами и издержками занимает тот или иной принцип блага. Следом за ним сразу же идет и целевой подход, неизбежно выходящий, причем существенно, за рамки оголтелой рыночности. А где целевой подход, основанный на принципе блага, там и государственная поддержка. Для советской власти, которая подобным образом подходила ко многому, включая проблему детей-сирот, дети действительно являлись «единственным привилегированным классом». Они действительно рассматривались как решающий фактор обеспечения благого будущего.

Российский дикий капитализм, паразитируя на обломках советской власти и советского подхода ко всей стратегической проблематике, для демонтажа так называемого «совка», являвшегося препятствием на пути к безумному обогащению, использовал сентиментальные крики о слезе ребенка. На следующем этапе он показал, чего стоят эти вопли. Растоптать детство для нашего неумного, бездумного и бесконечно хищного капитала — абсолютно естественно. Столь же естественно для него — наплевать на море детских слез. И на будущее страны. Один из представителей такого капитала однажды сказал: «Где я, а где завтра?».

Хотелось бы подчеркнуть, что, при всей важности нравственной критики, решающее значение имеет различие в стратегических подходах. Либо дикий рынок — и тогда всё на продажу, включая детей, которые становятся товаром. Либо принцип блага — и тогда стратегический программный подход, основанный на определенных приоритетах, хотя и не рыночных, но определяющих всё будущее страны, включая и будущее так называемого рынка. Потому, что если не будет страны — какой рынок? Разве что глобальный. Но в рамках такого рынка наши дети станут только живым товаром — не просто продаваемым тому или иному покупателю, а и расчленяемым на части ради добычи органов, либо уничтожаемым ради решения глобальной демографической проблематики.

Понимая, что советская власть отличалась от власти нынешней элиты не только нравственно, но и сущностно, нынешняя элита преисполнена мстительного желания свести с нею счеты во всем. В том числе и в том, что касается проблемы детства. Уничтожение детских домов, которые прекрасно функционируют, продиктовано, в том числе и этой иррациональной мстительностью. Авторы программы «Россия без сирот» не просто что-то оптимизируют на товарной основе. Они еще и сводят счеты с детдомами как «наследием ужасного советского прошлого».

Считая это прошлое носителем ценнейших потенциалов, без задействования которых нельзя построить полноценное российское будущее, Родительское Всероссийское Сопротивление занимается и будет заниматься защитой тех детских домов, которые, прекрасно функционируя, являются, тем не менее, объектами самых различных происков.

Летом 2014 года к нам обратились педагоги и выпускники двух старейших детских домов Москвы. Они попросили нашей помощи в защите детских домов, которые хотят уничтожить мстительные антисоветчики-рыночники.

Начнем с детского дома «Молодая гвардия». Адрес: 142750, Москва, Новомосковский административный округ, п. Внуково, ул. Березовая Аллея.

Детскому дому «Молодая гвардия», расположенному на большой территории (более чем 40 га) в Новой Москве, в этом году исполнилось 95 лет.

Этот старейший в России детский дом был основан по указанию Ф. Э. Дзержинского. Несмотря на свою чрезвычайную занятость (а Дзержинский занимал более 30 должностей в молодом советском правительстве), он принял решение бороться с беспризорностью. «Я хочу бросить часть моих личных сил, а главное, сил ВЧК, на борьбу с детской беспризорностью», — эти слова Ф. Э. Дзержинского приводит в своих воспоминаниях нарком просвещения А. В. Луначарский.

По предложению Дзержинского при ВЦИК была создана широкая Деткомиссия, куда вошли все ведомства и все организации, которые могли быть полезны в деле борьбы с беспризорностью. В работу был включен и аппарат ВЧК. И отнюдь не потому, что «кровавая гэбня» хотела с самых ранних лет надзирать за каждым человеком. А потому, что, как писал Дзержинский, что «наш аппарат — один из наиболее четко работающих. Его разветвления есть повсюду. С ним считаются. Его побаиваются. А между тем даже в таком деле, как спасение и снабжение детей, встречается и халатность и даже хищничество!».

В отличие от многого, что происходит сейчас, сказанные тогда Дзержинским слова немедленно стали претворяться в дела.

При этом Феликс Эдмундович, человек больной и глубочайшим образом занятый массой других государственных дел, сам ездил по приютам, детским домам, садикам. Причем не в плане одиночных пиар-акций, которые тогда вообще не практиковались. Он ездил по детским домам систематически. Он пробует суп и кашу, проверяет, не дует ли из щелей в стенах, хватает ли белья и т. д., и т. п. И за каждый недоданный кусок хлеба Дзержинский спрашивал сурово, добиваясь немедленного исправления ситуации. Особый спрос был с чекистов. Узнав, что Особый отдел Тамбовской ЧК занял отремонтированный дом, а помещения для детской больницы не нашлось, Дзержинский отправил председателю Тамбовской губчека телеграмму: «Немедленно примите меры к полному оказанию содействия и изысканию средств для помощи губуполномоченному по улучшению жизни детей. Занятый особотделом отремонтированный дом передать под детскую больницу, а также отведенные огороды. Вопрос улучшения жизни детей — один из важных вопросов республики, и губчека должна идти всемерно навстречу, а не ставить препятствий. Пред. ВЧК Дзержинский».

Лучшие загородные дачи и здания передаются детям. Специальный декрет обязывает отправлять без всякой задержки, наравне с воинскими эшелонами, поезда с продуктами питания для детских учреждений.

Дзержинский считает необходимым прикрепить детские дома, садики и школы к промышленным предприятиям, советским и военным учреждениям, — так появились шефы. С 23 января 1921 года шефство над детским домом «Молодая гвардия» стало обязанностью и традицией для чекистов всех поколений (НКВД, МГБ, КГБ, ФСБ).

Но сегодня спецслужбам не до детей и не до заветов основателя. Хотя Попечительский совет «Молодой гвардии» формально существует, просьба подшефных о защите детского дома услышана шефами не была.

Я уже говорила выше о том, с какой конкретной деятельной страстью начал заниматься проблемой детства перегруженный работой Дзержинский. Это однозначно свидетельствует о том, что его слова: «Я всей душой стремлюсь к тому, чтобы не было на свете несправедливости, преступлений, пьянства, разврата, излишеств, чрезмерной роскоши, публичных домов, в которых люди продают свое тело или душу или и то и другое вместе; чтобы не было угнетения, братоубийственных войн, национальной вражды... Я хотел бы объять своей любовью всё человечество, согреть его и очистить от грязи современной жизни...», — рвались изнутри человеческого естества руководителя ВЧК.

Ну, и причем тут сегодняшние шефы «Молодой гвардии»? Я не берусь оценивать, каково именно их естество, и что именно из него рвется, и рвется ли хоть что-то. Но, судя по тому, каковы их практические действия, которые только и могут свидетельствовать о наличии у тех, кто их совершает, какого-то сущностного нравственного начала, — дело плохо. Иные времена, иные люди, иное естество. Иные побуждения, рвущиеся из этого естества. На этом считаю необходимым подвести черту под обсуждением шефов детского дома «Молодая гвардия» как носителей того или иного представления о благом, моральном и т. д. И перейти к обсуждению более практической проблематики. Что конкретно сегодня представляет собой детский дом «Молодая гвардия»? Каковы конкретные основания, на основе которых ставится вопрос о его закрытии?

До середины 1980-х детский дом кормился во многом за счет собственного подсобного хозяйства (благо земли было много), а труд был не только в почете — он был необходимой составляющей жизнедеятельности детского дома.

В 1989 году по решению Управления Народного образования Московской области был запущен двухгодичный эксперимент по преобразованию детского дома в детский дом «семейного типа». Таким образом детский дом «Молодая гвардия» стал одним из первых в СССР детским домом «семейного типа».

Шефы из КГБ СССР реконструировали жилые помещения. Были созданы жилые блоки по типу квартир, где стали проживать «семьи» по 12 человек в возрасте от 3 до 18 лет (братьев и сестер селили в одной «семье»). Сейчас в детском доме проживает 62 ребенка в шести таких «семьях». Каждая квартира, оформленная в индивидуальном стиле, обставленная мебелью, снабженная бытовой техникой, состоит из кухни-столовой, гостиной и спален для 1–2 (редко 3-х) детей. У воспитанников есть свои личные вещи, личное пространство. Как и их сверстники из обычных семей, они помогают взрослым по дому, готовят свои любимые блюда (до 2013 года в квартирах находился набор основных продуктов, как и в любой семье). Поэтому выпускники МГ самостоятельны в быту. Воспитатели работают в одних и тех же «семьях» десятилетиями. Формируется семейный коллектив, возникают и укрепляются устойчивые привязанности детей как к взрослым, так и к воспитанникам.

Вера Сорокина
olegchagin: (Default)
Это одна из самых больших социальных и медицинских проблем, с которой столкнулись около одного миллиона японцев, в основном мужчины — они заперлись в своих спальнях и не собираются выходить оттуда.

Японские специалисты в области здравоохранения бьют тревогу, чтобы предостеречь следующее поколение от подобной участи.
Это не только разрушает семьи, но и угрожает экономике страны.

В течение почти трёх лет мир для Юто Ониши замкнулся в его маленькой спальне в Токио.

Он спал днём и жил в ночное время, бродя по Интернету и читая мангу — японские комиксы.
Ониши, которому сейчас 18 лет, отказался от всех контактов с друзьями и семьей, и выходил тайком только глухой ночью, чтобы поесть.

Японцы называют такое состояние хикикомори.

«Как только вы испытали это, вы теряете чувство реальности», — говорит Ониши.

«Я чувствую себя здесь в безопасности».

Давление школы приводит к социальной изоляции

В средней школе Ониши потерпел неудачу в роли лидера класса и, не справившись с позором и осуждениями других, замкнулся в себе.
Для Ониши и примерно миллиона других японцев давление семьи и общества оказалось слишком сильным, чтобы его вынести.
Доктор Такахиро Като является одним из немногих специалистов по хикикомори в Японии.

«В западных обществах, если кто-то сидит в помещении, ему просто говорят выйти на улицу», — сказал доктор Като.

«В Японии не так. Наша игра изменилась, теперь всё на экране, а не в реальной жизни».

Чем дольше человек сидит в комнате, тем труднее ему выйти оттуда

Причины болезни мало изучены, но доктор Като решился остановить следующее поколение японских мальчиков от попыток изолировать себя от общества.
«Большинство исследований сосредоточено только на психологическом аспекте, но хикикомори это не просто психическое заболевание», — сказал он.

Путь к восстановлению от хикикомори может быть долгим, но чем больше человек находится в своей комнате, тем труднее выманить его оттуда.

Один из пациентов доктора Като находился в терапии в течение года.
Он рассказывал, что властная мать и давление в школе из-за успеваемости заставило его бросить всё и забаррикадироваться у себя в комнате.

Восстановление связей и доверие – это ключ к успеху

Доктор Като сказал, что восстановление может быть успешным только в случае, если меняется динамика взаимоотношений в семье, и это означает, что вся семья должна привлекаться к терапии.

Первый шаг — восстановить связи и доверие.

Юто уже как шесть месяцев вышел из добровольного заточения.

Вмешательство на ранней стадии сработало...
olegchagin: (Default)
The way in which financial parasitism, fed by the ultra-cheap money policies of the US Federal Reserve and other central banks, is creating conditions for another crisis is revealed in figures on takeovers and mergers in the first half of this year.

According to a report published in the Financial Times on Tuesday, a “heady cocktail of ultra-low financing costs” lifted US merger and acquisition activity to almost $1 trillion in the first six months of the year, an increase of 60 percent over the same period in 2014 and the highest level since records started to be kept in 1980. The price paid to purchase companies has reached new highs, averaging 16 times earnings before interest, taxes, depreciation and amortisation. This compares to 14.3 times in 2007. In one major takeover, the ratio was 20.


The feeding frenzy is now greater than that which preceded the financial crisis of 2008, and it is not confined to the US. Global merger and acquisition activity has risen by 38 percent in the first half of 2015 compared to a year ago, reaching $2.18 trillion, its highest level since 2007.

These figures are another expression of the fact that parasitic activity—purchasing a company, often with borrowed money obtained at very low rates, and carving up its assets—is increasingly replacing productive investment as a source of profits.

But there is a sense, even among participants, that this orgy cannot continue indefinitely. One “senior banker” told the Financial Times that this year “feels like the last days of Pompeii: everyone is wondering when will the volcano erupt.”

Warnings of another financial explosion and the incapacity of central banks and financial authorities to deal with it were at the centre of the annual report of the Bank for International Settlements issued on Sunday.

The BIS, which is sometimes called the central bankers’ bank, has been severely critical of the low-interest regime established by the pouring of money into financial markets by central banks. It was one of the few official institutions to warn of the build-up of conditions for a crisis in the years preceding 2008, and has been critical of the policies pursued since then.

According to the BIS, “In some jurisdictions, monetary policy is already testing its outer limits, to the point of stretching the boundaries to the unthinkable.”

Its report points out that the roots of the crisis are to be found in the steady decline in real interest rates starting in the 1980s. The fall in interest rates gave rise to an increase in debt, meaning it was increasingly difficult to increase rates lest this set off a crisis. When a crisis did emerge, the response was to lower interest rates still further.

In his comments on the report, the head of the BIS monetary and economic department, Claudio Borio, said that real interest rates in the major economies had never been so low for so long. “Rather than reflecting the current weakness,” Borio said, “they [low interest rates] may in part have contributed to it by fuelling costly financial booms and busts and delaying adjustments. The result is too much debt, too little growth and too low interest rates.”

Puncturing the myth that central bankers and monetary authorities are somehow in control of the global financial system and have a clear idea about what they are doing, the BIS report notes that “there is great uncertainty about how the economy works.” It says “risk-taking in financial markets has gone for too long,” and the “illusion that markets will remain liquid when under stress has been too pervasive.”

Fear about the “illusion” of liquidity refers to a situation where investors and speculators all want to sell and suddenly there are no buyers to be found.

The BIS warned that the flooding of the markets, giving rise to record low interest rates, is creating the conditions for a crisis which central bankers may not be able to control because of their previous policies. “The more one stretches an elastic band, the more violently it snaps back,” the report said.

Therefore, there should be a move to normalise monetary policy to meet the situation when the next recession comes, “which will no doubt materialise at some point.” Central banks would not be able to meet that situation by lowering rates because they are already at or near zero. “Of what use is a gun with no bullets left?” the report asks.

The basic thrust of the BIS report is that while financial bubbles, fuelling inflated share buybacks and merger and acquisition deals, may provide solutions in the short term, in the long run they simply create the conditions for another crisis.

While it is not spelt out directly, the BIS critique of the present policies is an expression of the fact that, in the final analysis, the source of all forms of profit is the surplus value extracted from the working class. Therefore, the only way for capital to overcome its crisis and restore stability is a massive increase in exploitation.

Thus, the central policy recommendation in the report is for a shift away from reliance on monetary policy and the imposition of “initiatives that are more structural in character.”

The bitter experiences of the past decade have already underscored what this means—the destruction of working conditions and cuts to vital social services and other government funding, coupled with “flexibility” of labour markets. An environment conducive to “innovation and entrepreneurship”—that is, a free rein for business—must be established, according to the BIS.

It also calls for measures aimed at “boosting labour force participation.” This means making available new sources of cheap labour by forcing those on disability or other forms of pensions back into the workforce as their entitlements are slashed.

The report does not spell out how such measures—which are already being implemented in all the major economies—are to be intensified, other than saying that it will be “politically difficult.” The difficulties refer to the fact that their imposition is fundamentally incompatible with the maintenance of any kind of democratic regime.

The BIS chose to keep silent on what its prescriptions meant politically. But a report issued by the American banking and investment giant JPMorgan Chase two years ago spoke out very clearly on what it saw as the major problems in the political systems of a number of countries in Europe, including Greece, Spain, Portugal and Italy.

The constitutions of those countries, it said, had been drawn up after the defeat of fascism and incorporated features inimical to a resolution of the problems for capital created by the financial crisis. These included “weak executives, weak central states relative to regions, constitutional protection of labour rights; consensus-building systems which favour political clientalism, and the right to protest if unwelcome changes are made to the status quo.”

In other words, the kind of political, economic and social conditions that prevailed in fascist regimes, where capital had unrestricted freedom of operation, should be restored.

Two years on, this agenda is being carried out in Greece through the dictates of the European Union, the International Monetary Fund and the European Central Bank, which insist that any expression of the interests of the mass of the people, even within the limited framework of bourgeois democracy, must be overridden and trampled on in the interests of the profit system. But it is not confined to Greece.

The economic and social devastation in Greece does not arise from conditions peculiar to that country, but from the breakdown of the global capitalist system. Greece is the testing ground for the kind of measures to be carried out in every country, which, as the BIS report makes clear, are assuming ever-greater urgency for the financial and corporate elites.

Nick Beams
olegchagin: (Default)
Read more... )

Profile

olegchagin: (Default)
olegchagin

January 2017

S M T W T F S
1234 567
891011121314
15161718192021
22232425262728
293031    

Style Credit

Expand Cut Tags

No cut tags
Page generated Aug. 20th, 2025 06:03 am
Powered by Dreamwidth Studios